Еще три года назад так называемые “бархатные революции” считались легко прогнозируемыми и поддающимися корректировке извне. Но в декабре 2010 года самосожжение тунисского торговца овощами Мухаммеда Буазизи положило начало новой эры бескровных и относительно бескровных восстаний.
За три года “весна” успела прокатиться по странам Северной Африки и Ближнего Востока и дойти даже до далекого азиатского Таиланда. Однако с прекращением активного соревнования за сферы влияния в развивающихся странах проблемы арабского мира предпочли оставить самим арабам. Исключением является разве что Ливия, которая, в отличие от Туниса и Египта, обладает запасами нефти, а значит, попадает в сферу интересов международного капитала. Сирия, где “арабская весна” переросла в полноценную гражданскую войну, на первый взгляд выпадает из общего ключа, однако обострение обстановки там было вызвано совокупностью многих факторов, которые не влияют на общий анализ. Можно сказать, что Европа и Америка сбрасывают неликвидные активы — когда вопрос о мировом превосходстве не стоит так остро, как еще полвека назад, этот шаг является весьма рациональным.
Первой тревожной ласточкой для Европы стали события в Стамбуле 2013 года. Площадь Таксим показала, что протестные настроения арабского мира могут появиться даже во вполне экономически развитой стране, стремящейся к европейским стандартам. Но окончательно гол в свои ворота скептики “весенних революций” получили не в 2010, и даже не в 2013 году. Украинский Евромайдан-2014 показал, что “арабская весна” вполне способна не только перестать быть чисто “арабской”, но и разгореться прямо на пороге спокойной сонной Европы, которая еще сто пятьдесят лет назад отгуляла свою весну.
Евромайдан-2014 в корне отличается от Евромайдана-2013, более того, с событий в украинской столице и регионах уже давно можно снимать ярлык “евро”. Почему снимать, что делать дальше и что общего у Майдана, Тахрира и Таксима, мы будем разбираться ниже.
Фото: Agence France-Presse Fethi Belaid
Почему Тахрир — не Таксим
Стамбул-2013 был настолько похож на остальные арабские революции, что многие приняли его за продолжение общей тенденции, просто немного запоздавшее. Что понятно: Турция в последние десятилетие показывает стабильный экономический рост, её признали одной из самых благоприятных стран для ведения бизнеса в арабском мире, а “светский” фундамент общества был заложен еще Ататюрком. Казалось бы, в стране отсутствовали предпосылки для протестных настроений. В этом и кроется основное различие между “турецкой весной” и остальными арабскими.
Экономисты Дарон Асемоглу и Джеймс Робинсон в своей книге “Why nations fail. The origins of prosperity, poverty and power” разделяют экономические и политические институты государства на “экстрактивные” (extractive) и “инклюзивные” (inclusive). Для первых характерно узкое сосредоточение власти в кругу правящей элиты (экстрактивные политические институты) и ограничение круга лиц, например средневековая монархия, активно участвующих в прибылях (экстрактивные экономические институты) – олигократия. Соответственно, для инклюзивных характерны распределение власти среди жителей страны, например, посредством выборной формы правления и общественного контроля; а также участие населения в прибылях — защита частной собственности, создание условий для ведения бизнеса и т.д.
Естественно, это два возможных полюса для государственного устройства. Реальные государства выстраивают различные комбинации вышеперечисленных институтов, среди которых преобладает тот или иной тип. Более того, инклюзивные экономические институты могут существовать при экстрактивных политических, как это было в Южной Корее 50-х годов ХХ века.
В теории Асемоглу и Робинсона становится понятно, что египетский Тахрир и турецкий Таксим имели разную подоплеку и преследовали разные цели. Если турецкое сопротивление являло собой закономерную реакцию на исламизацию страны и попытки Реджепа Эрдогана превратиться из успешного менеджера страны в вождя народа (сдвиг в сторону экстрактивного способа правления), египетская весна, как и тунисская, стремилась к свержению экстрактивных институтов и установлению инклюзивной экономики по новому образцу. Таксим, начавшийся с защиты парка Гези от застройки, вынес на общественное рассмотрение конкретные проблемы, в Египте и Тунисе надежды полагались на абстрактное “лучшее будущее”. Тунис и Египет стремились к переходу от экстрактивных методов управления к инклюзивным.
И хотя прошло слишком мало времени, чтобы точно определить последствия арабской весны, уже можно сделать некоторые выводы об опыте арабских восстаний.
Уже не Евро-Майдан
История независимой Украины насчитывает 22 года. При этом более нескольких столетий её территория находилась во власти государств с резко экстрактивными методами управления. 22 года — слишком малый срок, чтобы разорвать этот замкнутый круг, тем более без влияния извне. Украина стала заложницей постколониального синдрома. Приходящие к власти в новообразованной стране функционеры замечают, что вместо расширения политических и экономических свобод на остальную часть населения проще и выгоднее оставить существующие экстрактивные институты под своим руководством. В народе это называется “дорваться до кормушки”. Такой подход не приведет к росту благосостояния государства, зато узкий круг правящей элиты сможет концентрировать в своих руках рычаги политического и экономического воздействия. С этой точки зрения, события в Украине укладываются в общую концепцию массовых протестов в Тунисе и Египте, однако всё же имеют свои отличительные черты.
Фото: AP Photo, Kostas Tsironis
Евромайдан-2013 начинался как вполне запланированный ход в политической игре. Судить об этом можно по объемам денежных вливаний: сцена, палатки, депутатское время, полиграфия, партийные флаги, etc. стоят денег. Если деньги вливаются, значит это кому-то надо. Потому Евромайдан-2013 никоим образом не был стихийным. Бесспорно, очень многие люди находились там за идею, но идея характерна тем, что с её помощью можно манипулировать людьми.
Строго говоря, Евромайдан был “евро” до ночи 30 ноября. В дальнейшем евроинтеграционная риторика практически сошла на нет и основным козырем в руках оппозиционных сил стало жесткое избиение студентов. Ноябрьский инцидент подогрел интерес широкой общественности к происходящему и привел к росту критической массы протестующих. С этого момента люди на площади всё чаще говорили не об ассоциации с Европейским союзом, но о борьбе с правящим (экстрактивным) режимом.
Точка бифуркации была достигнута 19 января 2014 года после принятия законов “Олейника-Колисниченко”. Именно после этих событий основной движущей силой протеста стал Правый сектор, а лидеры оппозиции потеряли контроль над ситуацией. Результат вполне закономерный. Во всех арабских странах противников “стабильности” также называли “кучкой бездельников, уголовников, пьяниц и мародеров, иностранными агентами” и т.д. И всё же Майдан не такой.
При всей ущербности украинской экономики, ситуация в стране отличается от Египта и Туниса в лучшую сторону. Не смотря на преобладание экстрактивных методов управления, уровень распространения экономической и политической власти на порядок выше, чем в странах победившей весны. Это накладывает свои ограничения на протестные движения. В Украине от радикальной смены правительственного аппарата риску подвержена не только малочисленная государственная элита, но также достаточно большое количество представителей среднего бизнеса. Также флуктуаций “переходного режима” опасаются работники индустриальных предприятий, которые принадлежат крупному украинскому капиталу.
Фото: Илья Варламов
Украины. Две?
Разделение общественного мнение вскрыло тот факт, что одинаковые схемы управления абсолютно не подходят для разных регионов одной и той же страны. В то время как индустриальный восток ещё не истощил своих технологических возможностей и может продуцировать прибыль при экстрактивных методах управления, исторически менее промышленный запад может развиваться лишь за счет расширения участия в прибылях широких слоев населения (развития малого и среднего бизнеса), для чего требуется установление инклюзивных методов. Выходит достаточно примечательная картина — жители разных уголков одной страны не могут понять побуждения и мотивацию других. Означает ли это предпосылки к федеративному или какому-либо другому разделению страны? Этой темой спекулируют как украинские, так и зарубежные политики, начиная с обретения Украиной независимости. В реальности же сама по себе смена формы государственного устройства без изменения господствующих социально-политических институтов в федеративных округах никоим образом не приведет к нормализации обстановки, и тем более к сдвигу к инклюзивному управлению. Потому рассматривать тему федеративного деления стоит лишь с точки зрения политической спекуляции с целью поднять свое имя в информационном поле.
Тем не менее, разделение общественного мнения существует и бессмысленно его отрицать. На это однозначно стоит делать поправку при анализе ситуации в стране.
Ein Volks, ein Ukraine
Правая специфика “протестного хребта” отпугивает не только солдат внутренних войск, но и некоторое число населения.
С другой стороны, преобразования общества должны на что-то опираться. В арабских странах это был ислам, в Украине – национальная идея. Отличается ли ислам от национальной идеи? С точки зрения управления страной – нет. Ни в Коране, ни в Кобзаре не прописаны методы повышения ВВП и основы социальной политики. Однако на примере Туниса и Египта можно увидеть, что главенство радикально консервативной силы не приводит к заметным преобразованиям – в Тунисе исламистское правительство ушло в отставку под давлением народа (который его же и установил), в Египте до сих пор идут столкновения с представителями власти. Злую шутку исламизация сыграла и в экономически развитой Турции (см. выше). Хватит ли сил у правого правительства разорвать замкнутый круг постколониального управления, сказать сложно. Однако совершенно точно известно, что принудительная национализация приведет только к большему общественному расколу, усилению экстрактивного управления и дестабилизации обстановки в стране. Образование же противовеса в виде “левого сектора” пока не планируется.
Фото: repor.to
Камо грядеши
Сделать достаточно точный прогноз итогов Майдана всё еще достаточно сложно. Протестные настроения мало-помалу сходят на нет. Не последнюю роль в этом сыграли фиктивные законы “Олейника-Колесниченка”, точнее их отмена. Не добавляют пользы также попытки “подогреть ситуацию”. Сообщения о новых жертвах, погромах со стороны власти, “титушках”, которые закономерно появляются перед выходными (очередным народным вече) вселяют больше скепсиса, чем революционных настроев.
Самый вероятный результат – это постепенный спад активности Майдана вплоть до президентских выборов 2015. В особенности учитывая тот факт, что радикальное крыло Майдана-2014 уже не ставит перед собой конкретных целей. При таких настроениях в 2015 году Януковичу будет сложно выиграть президентскую гонку. Но не надо забывать, что это абсолютно не означает проигрыш экстрактивной элиты.
Смена глобальных приоритетов развития государства и перестройка общественных институтов также маловероятна. Узкий круг политической элиты пока что достаточно крепко держит в своих руках бразды правления, и выпускать их в ближайшее время не собирается. Страх “творческого разрушения” — процесса, когда устоявшаяся элита начинает терять политическую и экономическую власть в пользу более успешных противников — еще некоторое время будет сдерживать трансформацию государственных институтов Украины.
Однако самый большой отпечаток ляжет, безусловно, на украинское общество. Еще “Оранжевая революция”, несмотря на последующий негативный опыт президентства Ющенко и международного экономического кризиса, оставила понимание того, что общество не только может, но и должно влиять на властные структуры в стране. Зима 2013-2014 же показала, что даже срежиссированная “цветная революция” при стечении определенных факторов может перерасти в полноценный стихийный протест. Теперь вопрос в том, воспользуются ли люди, заинтересованные в трансформации власти, пережитым опытом не только украинским, но и международным. И более того, смогут ли они предотвратить последующий коллапс, постигший североафриканские страны. Пожалуй последнее и является самым важным вопросом, который Майдан поставил перед всем украинским обществом.
Фото: Илья Варламов